Над всем рядовым египетским населением стояла знать. Вот как
представляли себе при XIX династии быт сановника: «Оделся ты в тончайшее
полотно, поднялся ты на колесницу, жезл золотой в руке твоей... запряжены
жеребцы сирийские, впереди тебя бегут эфиопы из добычи, добытой тобою. Ты
опустился в твой корабль кедровый, оснащённый от носа до кормы, ты достиг
твоего доброго загородного дома, который сотворил ты себе сам. Уста твои полны
вином и пивом, хлебом, мясом, пирожными. Откормленные быки заколоты, вино
откупорено, пение сладостное перед лицом твоим. Твой начальник умащений умащает
маслом, твой старшина сада—с венком, твой начальник птицеловов доставляет уток,
твой рыболов доставляет рыбу. Твоё судно пришло из Сирии-Палестины, груженное всякими
добрыми вещами. Твой загон полон телят. Твоя челядь здорова». Стоило,
говорилось во времена Нового царства, вельможе кликнуть одного человека, как на
его зов откликалась тысяча. Приветствуя своего владыку, слуги и подчинённые
падали перед ним ниц.
Но точно так же, как знать заставляла пресмыкаться перед
собой народ, она сама пресмыкалась перед фараоном; двор представал перед ним
лежащим на животах и целующим землю. Это не было, правда, новостью, но в Новом
царстве были к тому особые основания: могущество знати основывалось теперь не
столько на её частном землевладении, сколько на её положении в государственном
аппарате.
В Древнем царстве хозяйство вельможи было его личным
хозяйством, противоположным «дому царя». С крушением господства древней наследственной
знати о «личном доме» мы слышим обыкновенно только в отношении номархов,
которые строго различали между тем, что принадлежало лично им, и тем, что,
будучи царским, принадлежало им только «по должности». С упразднением
последнего пережитка древнего могущества наследственной знати — мощного
хозяйства номархов— в Новом царстве понятие «личного дома» выходит из
употребления.
При XVIII династии одна надпись глухо упоминает о владениях
сановника одновременно в Верхнем и Нижнем Египте. На гробничных стенах бывает
изображено немало людей, работающих на поле и гумне на самого хозяина гробницы.
Однако у нас нет никаких указаний на то, что владения сановников XVIII династии
приближались по размерам к владениям вельмож Древнего царства или к владениям
номархов Среднего царства. Перечням десятков поселений, принадлежавших вельможе
Древнего царства, нечего противопоставить из источников времени Нового царства.
Когда один вознесённый фараоном «из ничтожества» военачальник конца XVIII
династии пожелал похвалиться своим новым положением, он мог назвать себя
«владыкою» всего только одного поселения.
При XVIII династии мы находим одного номарха, заведовавшего
пашнями в номах на всём юге страны. Из этого можно заключить, что номархи,
повидимому, перестали быть полными распорядителями земель собственного нома.
На протяжении всего времени Нового царства встречаются
упоминания земельных владений у частных лиц: не просто наделов, используемых на
определённых условиях, но земель, закреплённых за тем или иным человеком или
даже за его родом и находящихся в полном распоряжении владельца. Но было ли это
собственностью или только владением — в каждом отдельном случае трудно сказать
определённо. Так, богач мог, согласно школьным поучениям, иметь свои владения
на храмовой земле.
В составе знати произошли существенные изменения. Можно
назвать для первых двух столетий Нового царства, не говоря уже о последующих,
видных и даже виднейших её представителей, бывших детьми несановных родителей.
Первоначально они были мелкими служащими.
Наряду с новой служилой знатью существовала знать придворная
и местная, унаследовавшая от предков своё место в обществе. Костяк знати
составляли попрежнему номархи. Одни из них были назначены царём, но другие были
преемниками своих предков, тоже номархов. Ещё во вторую половину Нового царства
иной номарх, совсем в духе Среднего царства, хвалился знатностью своего
происхождения. Сан номарха был одним из самых высоких: даже начальник царской
казны получал его при XVIII династии в виде повышения. Иногда власть номарха
простиралась за пределы его области: при XVIII династии номархи Тинского нома
были одновременно правителями Южного оазиса, хотя последний лежал посреди
пустыни и имел своего особого владетеля. Цари этой династии поддерживали с
номархами самые близкие отношения. Некоторые из номархов занимали крупные
должности по общегосударственному управлению. Номархи были настолько сильны,
что стоило в конце XIX династии поколебаться царской власти, как страна
оказалась в их руках.
К местной знати теснейшим образом примыкала придворная,
столичная знать, вернее, часть её, связанная с номовой родственными узами или
равная ей по происхождению и унаследованному общественному положению.
Естественно, что высшее жречество ничем не отличалось от
прочей знати. Долгое время жрецы по одежде не отличались от прочей знати при
XVIII династии: так же увлекались охотой, а иной верховный жрец с удовольствием
вспоминал, как он ходил с царём в походы. Если даже рядовыми жрецами бывали
часто дети верховных жрецов и высших сановников, то нечего и говорить, что в
верховных жрецах и даже второстепенных состояли царевичи и другие царские
родственники, сыновья верховных жрецов, номархов и важнейшие сановники, вплоть
до верховных. Звание начальника жрецов местных храмов и в Новом царстве
оставалось важным саном номарха. Если учесть, что считалось желательным
пополнение жречества знатными людьми — уроженцами данной местности, то связь
местных храмов с местной знатью станет ещё яснее.
Судя по тому, что управлять «домом», т. е. хозяйством
главного государственного божества Амона, брались сами верховные сановники и
даже иной временщик, а стада Амона были разбросаны по областям всего Египта,
столичный храм Амона при XVIII династии был очень богатым. Каких размеров
храмовые владения достигали во вторую половину Нового царства, можно судить по
тому, что за одно только тридцатилетнее царствование Рамсеса III (или по
другому счёту — IV) в начале XX династии храмам было передано свыше 100 тыс.
людей, около 500 тыс. голов скота и свыше 1 млн. арур пахотной земли, не считая
других бесчисленных подношений и ежегодных поставок и даров. О том, что
представляло собой хозяйство отдельного большого храма, красноречиво
свидетельствует количество людей — «голов», переданных тем же Рамсесом в его
новосозданный поминальный храм, посвящённый Амону (называемый ныне
Мединет-Хабу). Их было 62 626 человек. Бывало, что управляли храмовым
хозяйством не верховные жрецы, а крупные гражданские сановники,—так было,
например, в только что названном поминальном храме Рамсеса III (IV),— однако
правилом это не стало.
Рядовое жречество можно сопоставить по общественному
положению с относительно высокопоставленной частью войска — колесничными
бойцами. Богатые храмовые владения, частично им управлявшиеся, представляли
вместе с поступлениями от жертвоприношений, казалось бы, достаточное
обеспечение для него, но многие жрецы имели ещё и иные доходы. Писцовая книга
XX династии перечисляет множество земельных наделов, находившихся во владении
отдельных жрецов. Жрецы бывали владельцами значительного количества рабов.
Надписи неоднократно заявляют о посвящении в жрецы сыновей местной знати,
именитых людей, избранных военных. Хотя иной сын верховного жреца или
гражданского сановника действительно начинал свою службу в храме с низших жреческих
должностей или даже застревал на них, однако очень многие рядовые жрецы были
детьми обыкновенных смертных, часто таких же рядовых жрецов. Некоторые из
жрецов попутно занимались ремёслами..
