Адашев Алексей Федорович сын незначительного по происхождению служилого человека Фёдора Григорьевича Адашева, прославил свое имя в царствование Ивана Васильевича Грозного.
Сильные
впечатления, вынесенные молодым царем Иваном
Васильевичем IV
из
страшного московского пожара 21 июня 1547 года и следовавшего за ним
народного
бунта, резко отразились в истории последующего десятилетия, ставшего
одним из
светлых моментов русской государственной жизни. Страстная натура
царственного
юноши временно подчинилась придворной партии, душой которой были
протоиерей
Благовещенского собора Сильвестр и Алексей Адашев. Оба деятеля эти по
общественному положению не стояли во главе "избранной рады", как
называет князь Курбский кружок вновь выдвинувшихся царских советников,
но руководили
ею, как и самим царем, силой обаяния своих личностей. Таким образом,
царь,
нерасположенный к знатным боярам, приблизил к себе двух неродовитых, но
лучших
людей своего времени. Сам царь Иван называет их начальниками партии в
письме к
Курбскому. Если некоторые авторитетные историки, как С. М. Соловьев и К.
Н.
Бестужев-Рюмин, указывают на ограниченность политического горизонта
"избранной рады" и отмечают мелочность Сильвестра, то относительно
Адашева, как человека, нельзя подобрать, кажется, свидетельства не в его
пользу. Личность эта, может быть, и менее талантливая, чем некоторые из
современных ему политических дельцов, сияет таким ярким светом доброты и
непорочности, является таким образцом филантропа и гуманиста XVI
века, что нетрудно понять обаяние ее
на все окружающее. Недаром князь Курбский делает восторженный отзыв:
"...и
был он (той Алексей) общей вещи зело полезен, и отчасти, в некоторых
нравех,
ангелом подобен. И аще бы вся по ряду изъявил о нем, воистинну вере не
подобно
было бы пред грубыми и мирскими человеки". Влияние Сильвестра и Адашева
было так сильно, так непонятно неотразимо, что подчинявшиеся ему
впоследствии
объясняли все чародейством.
При
опале, постигшей Сильвестра и Адашева в 1560 году, они
были осуждены заочно. Новые советники царя боялись личного допроса; они
были
убеждены и высказывали это, что "...ведомые сии злодеи и чаровницы
велицы,
очаруют царя и нас погубят, аще приидут!". Слава Адашева
распространилась
за пределы Московского государства. Когда он послан был в Ливонию, одно
появление его произвело уже впечатление: многие города, еще не взятые,
хотели
поддаться ему "его ради доброты".
В
1585 году в Польше, расспрашивая посланника Луку
Новосильцева про "шурина государского", Бориса Федоровича Годунова,
сравнивали его с Адашевым. Годунов, как правитель земли и милостивец
великой", как "ближней человек разумен и милостив", напомнил
влиятельному архиепископу Станиславу Карнковскому советника "прежнего
государя" Алексея Адашева, который "государство Московское таково ж
правил" и был человек такой же "просужий". Сам посол должен был
объяснить иностранцам, что Годунов Адашеву не ровня: "и яз ему говорил:
Алексей был разумен, а тот не Алексеева верста: то великой человек,
боярин и
конюший, а государю нашему шурин...".
Родился
Алексей Адашев в богатой, но не особенно родовитой
семье костромских вотчинников. Отец его, благодаря своим способностям и
долгой
службе, выдвинулся из среды сородичей и успел приблизиться ко двору. Не
известно, как и когда Федору Адашеву удалось провести во дворец своих
сыновей,
но первые же упоминания Алексея Адашева в источниках говорят о его
близости к
юному великому князю. Было даже сделано предположение, что Алексей
Адашев
воспитывался вместе с Иваном IV.
Судя по тому, что в 1547 году Адашев был уже женат на Анастасии Сатиной,
следует думать, что он был старше государя на несколько лет. Разница в
возрасте, во всяком случае, была незначительна, чем и объясняется
сближение
царя Ивана с молодым Костромским "сыном боярским". Читать дальше...