Можно было бы ожидать, что торжество Фив и жречества бога
Амона будет полным. И таковым его, действительно, выставляли фиванские
стихотворцы. На деле, однако, это было не совсем так. Конечно, южная столица
оставалась первенствующим городом, там попрежнему погребались цари, тамошние
храмы, посвящённые Амону, были особенно внушительны, а избрание подходящего
человека на должность верховного жреца Амона считалось делом первостепенной
важности для фараона. Тем не менее Фивы перестали быть единственной столицей.
Тутанхамон, по всей видимости, не вернулся туда, а поселился в Мемфисе.
Харемхеб сразу же после своего избрания фараоном отплыл на север. В Мемфисе
подолгу живал Сети I (второй фараон XIX династии), а его сын Рамсес II выстроил
себе великолепную резиденцию на северо-востоке Дельты — Пер-Рамсес («Дом
Рамсеса»). Умалением Фив было и то, что после Аменхетепа IV рядом с Амоном
постоянно назывались Ра и Птах — главные божества городов Нижнего Египта —
Гелиополя и Мемфиса. Правда, переселение царей на север могло иметь и выгодную
для фиванского жречества сторону, поскольку в самих Фивах оно поднимало
значение власти верховного жреца.
Если бы победа осталась полностью за жречеством и старой
знатью, то можно было бы ожидать, что победители примут меры к известному
ограничению власти фараона в свою пользу. Но этого не произошло. Рамсес II в
установлении почитания собственных изображений далеко превзошёл Аменхетепа III,
а раболепная лесть двора ныне превращала царя в хозяина даже всей природы. В то
же время, хотя владения в Сирии и Палестине уменьшились и были разорены, а
бесконечные войны должны были истощить и самый Египет, никогда ещё не строилось
столько храмов, как во вторую половину Нового царства. Вероятно, Харемхеб
воздвиг, а последующие цари отделали изумительный чертог перед главным храмом
Амона в Фивах площадью в 5 тыс. кв. м со 134 колоннами, из которых средние
12—высотой в 21 м,
а с архитравом — даже 24 л<. На вершине любой из 12 колонн могло уместиться
до 100 человек. Не менее величественным был вырубленный в Эфиопии в скале храм,
известный ныне под именем Абу-Симбельского. Четыре изваяния Рамсеса II,
высеченные из скалы у входа в храм, были высотой в 20 м каждое. Подобное каменное
изваяние уцелело частично и в поминальном храме того же царя в Фивах (в так
называемом Рамессее), значительно меньшие — на месте исчезнувшего храма Птаха в
Мемфисе. Рамсес II сооружал множество храмов в Египте и Эфиопии. Груды обломков
громадных сооружений видны и поныне на месте новой столицы Рамсеса II в
северо-восточной части Дельты. Сооружения, воздвигнутые Сети I и его сыном в
городе Абидосе, совершенно затмили всё созданное там прежде. Так же перед
гробницами Сети I или Рамсеса III (IV) в Фиванских скалах терялись гробницы их
предшественников времён XVIII династии.
Конечно, строительство второй половины Нового царства
свидетельствовало о значении храмовой знати, но оно же бесспорно говорило о
.неисчерпаемых средствах и рабочей силе, находившихся в распоряжении
фараоновской власти, которая могла привлекать к строительству массы населения
всего Египта.. Хозяйственное развитие Эфиопии, ставшей теперь полуегипетской
страной, и Нижнего Египта, превратившегося в ведущую часть страны, в
значительной мере, если не сполна, окупало урезку прежних сирийско-палестинских
доходов.
Последние представители XVIII династии и цари XIX династии
оставались согласно надписям царями, «творящими» сановников и выдвигающими
«бедняков». Выставлять себя простолюдином, возвеличенным милостью царя, было
настолько принятым, что подобное прошлое приписывал себе иной раз даже
вельможа, заведомо непростого происхождения. В этой связи нужно отметить, что в
числе влиятельнейших людей в государстве при XIX—XX династиях были личные
царские прислужники — «кравчие царя» (которым давались ответственные
поручения); иные из них были безродными иноземцами (сирийцами).
Свидетельством политики фараонов, направленной на то, чтобы
найти опору своей власти среди средних и мелких рабовладельцев, является указ,
изданный Харемхебом. Под страхом тяжёлых кар он запрещал должностным лицам и
военным забирать у населения рабов, ладьи и т. п. Одновременно царь слагал с
судей налог в пользу казны в видах пресечения взяточничества, от которого,
конечно, страдали прежде всего люди незнатные. Харемхеб придавал большое
значение своему указу и обнародовал его в виде надписей на камне в разных
городах страны. Этот указ не только соответствовал интересам «всякого рядового
воина и всякого человека, что в земле (египетской) до края её», но и был к
выгоде самой царской власти, искавшей поддержку у средних слоев и мелких
рабовладельцев. Должностных лиц он, разумеется, не исправил — известиями о
порочности их полны источники того времени; ничему не научил он и судей — об их
продажности во всеуслышание говорилось в сказках и даже в школьных прописях.
После Аменхетепа IV между старой знатью и жречеством Амона, с одной
стороны, и новой знатью, связанной с мелкими рабовладельцами — с другой, было
достигнуто какое-то соглашение. По всей вероятности, оно выразилось и в
территориальном размежевании: Юг остался за Фивами, за старой столицей, за её
могущественными храмами, а Север в силу его положения подле палестинской
границы был естественным местом сосредоточения фараоновских войск.
Обосновываясь на севере, фараон не только уходил из-под непосредственного влияния
слишком сильной южной знати. Он мог обеспечить здесь до некоторой степени
благоприятные условия для процветания новой знати, на которую он опирался,
особенно в новой столице, где старой знати не было, как не было её и в
созданной в своё время Аменхетепом IV столице Эль-Амарна. Сосредоточение в
Нижнем Египте вооружённых сил, высшего управления и двора не могло не сказаться
на его значении. Если ещё в середине XVIII династии Нижний Египет был для
столичных вельмож страной на отлёте, до того получужой, что поставки оттуда
чуть ли не приравнивались к иноземной дани, то теперь Север стал ведущей частью
государства, и мы имеем достаточно указаний на царившее там хозяйственное
оживление
