Судя по уцелевшим рукописям, писцы при XVIII династии
ограничивались главным образом переписыванием сочинений времени Среднего
царства. Некоторые славословия в честь царей и богов того времени и отдельные
места в царских исторических надписях и жизнеописаниях частных лиц были
составлены художественно. Времени Тутмоса III касается сказка о взятии
хитростью палестинского города полководцем царя, хотя дошла до нас эта сказка в
записи времени XIX династии. Не исключена также возможность, что некоторые из
замечательных любовных стихов в сборниках времени XIX—XX династий возникли ещё
в предшествующее время. Коротенькие песенки встречаются приписанными к
изображениям разных лиц на гробничных стенах.
С началом XIX династии перед нами предстаёт богатая
художественная письменность, пользовавшаяся разговорным новоегипетским языком,
прочно вошедшим в литературу в XV—XIV вв. до н. э., и во многих случаях
отражавшая, повидимому, взгляды и вкусы простых людей.
В «Сказке о двух братьях» рассказывается о двух поселянах,
которые, преодолев козни жёп-измонниц, воцаряются под конец друг за другом в
Египте. Здесь подробно и любовно описан быт братьев-земледельцев и совсем не
по-придворному дан образ жалкого фараона-злодея, похитившего жену младшего
брата.
В романтической «Сказке об обречённом царевиче» иноземцы
показаны без тени того глумления, которое было обычно в царских надписях.
В «Сказке о Правде и Кривде» звучит возмущение бездушием
общественных верхов по отношению к обездоленным. Выданный неправедными судьями
Кривде и ослеплённый им, Правда подобран в пустыне богатой женщиной. Она имеет
от него сына, по тем не менее оставляет слепца в привратниках. Подросши,
мальчик требует от матери назвать его отца. Возмущённый её поведением, он
воздаёт почести слепцупривратнику и, хитроумно изобличив суд, добивается
торжества над Кривдой.
Сказка о фиванском царе Секененра и гиксосском царе Апепи
затрагивала, повидимому, весьма злободневные вопросы, хотя рассказывала о
препирательстве между царями, существовавшими века тому назад. Образ
гиксосского царя, чтившего Сета на севере и бросившего вызов Амону и югу,
намекал, вероятно, на создание фараонами нового города Пер-Рамсес и почитание
там бога Сета.
Если в этой сказке слышится недовольство Фив северной
соперницей, то в другом, уже не сказочном, а песенном произведении,
высекавшемся на стенах храмов и переписывавшемся в школах,— в песне о Кадетской
битве сквозит зависть жречества к войску: воины Рамсеса II здесь —
неблагодарные трусы, оставившие своего благодетеля одного среди врагов, тогда
как Амон помнит о царских щедротах и вызволяет царя из беды.
От времени XIX династии дошёл до нас древнейший образчик
«литературной критики» — длинное и язвительное послание к незадачливому
сочинителю, осмеивающее его неопытность и незнакомство с описываемыми им Сирией
и Палестиной.
В так называемом «мифе об Астарте» можно видеть указание на
связи египетской художественной словесности времени Нового царства с
финикийской, если только не прямое заимствование из неё.
От второй половины Нового царства осталось множество
славословий — в честь тогдашних парей, богов, новой столицы, царской колесницы
и т. д. Сохранилось также очень много поучений, преимущественно узко школьного
назначения, славящих ремесло писца, как единственно свободное от тягот и бед.
Среди всех этих сочинений одно произведение, одновременно хвалебное и
наставительное, занимает особое место: пусть пропали надгробия мудрецов
древности—их имена живут благодаря их книгам в памяти людей, говорится в этом
сочинении. Книга писателя — это его пирамида.