Коллективы синантропов и, очевидно, их ближайших
предшественников качественно отличались от тех объединений, которые свойственны
животным, ото было уже не стадо обезьян, а человеческое объединение, хотя ещё
весьма примитивное.
Мы не можем ясно представить себе внутренний строй этих
древнейших объединений, так как этнографам неизвестно ничего похожего на
состояние людей столь отдалённого времени, да и совершенно невозможно, чтобы
каким-то чудом спустя 500—300 тыс. лет уцелел до нашего времени тип отношений,
хотя бы отдалённо похожий на строй коллективов шелльского или ашельского
времени. Даже наиболее отсталые группы человечества, оказавшиеся в XVIII—XIX
вв. на самых отдалённых от центров передовой культуры местах земного шара,
вроде тасманийцев, по своему физическому и умственному развитию не отличались
от других современных людей. Очень мало может дать для решения этой сложной
проблемы также и изучение различных пережитков древних общественных отношений
даже у ряда племён нашего времени.
Бесспорно одно: общий уровень развития первобытных людей в
тот период был крайне низким. На всей огромной территории расселения древнейшего
человечества находились отдельные небольшие группы людей, отделённые друг от
друга обширными пространствами. Их технический опыт и производственные навыки
нарастали чрезвычайно медленно. Орудия труда были крайне грубыми и
несовершенными. Труд в целом оставался ещё неразвитым.
Прямым наследием животного прошлого были формы брачных
отношений внутри этих древнейших общин. Судя по тому, что мы знаем об этих
отношениях в более поздних человеческих общинах, где они только частично были
урегулированы, в это древнейшее время брачные отношения должны были иметь
беспорядочный характер (стадия промискуитета), определяясь лишь биологическим
инстинктом.
Но самое основное заключалось в том, что внутри такой
первобытной группы, орды или человеческого первобытного стада, существование
которого было обусловлено жизненной необходимостью, имелась такая могучая сила,
какой не было и не могло быть даже в наиболее крепко спаянном стаде животных,—
коллективная трудовая деятельность в борьбе с природой. В процессе развития
трудовой деятельности внутри первобытной общины росли и крепли общественные
связи, обуздывавшие прежние зоологические инстинкты, унаследованные человеком
от его животных предков. В ходе тысячелетий новое, человеческое, всё больше и
больше брало верх над старым, звериным. Это выразилось, в частности, в
ограничении полового общения между родителями и их детьми.
Судя по строению
мозга, древнейшие люди, до неандертальца включительно, не могли ещё в такой
степени, как это стало возможным у позднейших людей, контролировать своё
поведение, в частности сдерживать порывы ярости. Само собой разумеется, что чем
дальше вглубь прошлого, тем эта черта древнейших людей должна была быть более
резкой и сильно выраженной — у синантропа сильнее, чем у неандертальца, а у
питекантропа сильнее, чем.у синантропа. И, с другой стороны, чем дальше шла
история, тем быстрее происходила эволюция человека как общественного существа,
тем сильнее сказывалось воспитывающее влияние первобытной общины, тем полнее
поведение индивида определялось общественными связями. Во всяком случае ясно,
что даже самые первобытные люди никогда не вели жизнь одиноких «робинзонов».
История древнейшего человечества не знает фантастического периода
индивидуальной охоты и поисков пищи. Сила первобытных людей, их преимущество
перед самыми сильными и опасными хищниками заключались в том, что они выступали
не в одиночку, а коллективом, скреплённым трудовой деятельностью, совместной
борьбой с природой.
