О непрерывном восходящем развитии человеческого ума наглядно
свидетельствует последовательное возрастание объема головного мозга наших
предков и усложнение его структуры, в особенности коры и тех частей мозга, с
которыми связаны высшие функции мышления, о чём можно судить по рельефу
внутренней полости черепа, соответствующей объёму и форме мозга.
Характерно, что на гипсовых отливках внутренней полости
черепа питекантропа ясно видно, например, что у него гораздо слабее, чем у
более поздних людей, была выражена лобная доля мозга; теменная часть мозга тоже
имела примитивные черты строения. Изучая эти черты мозга питекантропа,
исследователи пришли к выводу, что у негоне были ещё развиты в достаточной мере
центры внимания и памяти, а способность к мышлению оставалась зачаточной.
Прогрессивная эволюция мозга синантропа нашла своё
выражение, как мы уже видели, в непосредственно обусловленной ростом труда
асимметричностиего строения. Она выразилась вместе с тем и в других, не менее
существенных изменениях этого органа. Если мозг питекантропа, имея в среднем
объём около 870 куб. см, значительно превышал по своей величине мозг
австралопитека и тем более человекообразных обезьян нашего времени, то мозг
синантропа увеличился в еще большей степени, достигнув в среднем объёма в 1040
куб.см. а один из черепов имел даже ёмкость в 1 225 куб. см.
Выше, чем у питекантропа, стал в результате общего
увеличения мозга синантропа также и его черепной свод, что в свою очередь, надо
полагать, должно было находиться в неразрывной связи с прогрессивным развитием
строения черепа в целом, с оформлением в нём новых, человеческих особенностей и
в устройстве лицевой его части. Голова синантропа, должна была поэтому иметь
значительно более человеческий облик, чем у его предшественника — питекантропа.
Развитие человеческой психики шло в неразрывной связи с
эволюцией его трудовой деятельности. «То состояние,—говорит Маркс,—когда
человеческий труд еще не освободился от своей примитивной, инстинктивной формы,
относится к глубинам первобытных времен». То было время «первых животнообразных
инстинктивных форм труда»(К, Маркс, Капитал, т. I, Грсполитиздат, 1953, стр.
185.). Чем дальше шло развитие коллективной деятельности людей, тем,
разумеется, всё богаче и полнее становилось мышление человека. Особое значение
с этой стороны имеет непрерывное усовершенствование каменных орудий на
протяжении нижнего палеолита. Сюда относятся в первую очередь ручные рубила,
прошедшие в своей эволюции ряд этапов, начиная от простой гальки, лишь слегка
затёсанной на конце, до изящных, геометрически правильных по очертаниям,
миндалевидных или треугольных изделий конца ашельского времени. Такая
последовательная эволюция форм древнейших орудий наглядно свидетельствует о
прогрессивном развитии ума первобытного человека.
Прежде чем получить готовое орудие, нужно было найти
подходящий для этого материал и верно оценить его технические качества. Затем
следовала серия операций по предварительному освобождению камня от корки, по
первичному оформлению орудия при помощи специального отбойника и, наконец, по
окончательной отделке его, может быть даже не отбойником, а более подходящим
инструментом типа деревянного молотка или отжимника.
И. П. Павлов показал, что в развитии высшей нервной
деятельности у животных и человека следует различать два особых её вида. Один
вид представлен первой сигнальной системой, выше которой не поднялись даже
наиболее высокоорганизованные животные. Животные в состоянии воспринимать
только конкретные сигналы — раздражения, поступающие в их мозг из внешнего
мира. Энергия внешнего раздражения выступает в нервной сигнальной системе
только как рефлекс, как конкретно-чувственное переживание в виде ощущения,
отражающего лишь частные и конкретные качества тех или иных предметов внешнего
мира. Животное ощущает, например, тепло или холод, вкус того или иного предмета
и соответственно реагирует своим поведением на эти ощущения в борьбе за
существование.
Важнейшее значение имеет затем то обстоятельство, что
необходимость успешного приспособления животных в борьбе за существование к
меняющимся условиям среды требует гибкости поведения животных, т. е. быстрой
смены реакций. Такая быстрая смена реакций обеспечивается условными рефлексами,
не прирождёнными, а приобретёнными. Условные рефлексы позволяют животным
обнаруживать пищу по случайньм и временным признакам, которые и служат им условными
сигнальными раздражителями, побуждающими двигаться к источнику пищи. Если бы
этого не было, животные не смогли бы искать пищу в изменчивой сложной
обстановке и вымерли бы. Условные рефлексы спасают животных и от грозящей им
опасности. И. П. Павлов писал, что, если бы животное стало искать спасения
только в тот момент, когда его коснулись клыки хищника, оно неминуемо погибло
бы; но благодаря развитию условных рефлексов животное, как только услышит
звуки, являющиеся сигналами приближения хищника, скрывается от врага.
Уже на этой ступени, следовательно, вырабатываются
достаточно сложные формы отражения действительности, складывается достаточно
гибкая высшая нервная деятельность животных. Однако зачатки познания
ограничиваются на этой ступени немногим. Они не поднимаются выше способности
различать качества отдельных предметов.
Оставаясь в целом на уровне первой сигнальной системы,
современные человекообразные обезьяны во многом ушли в ее развитии дальше
других животных. Их высшая нервная деятельность основана на значительно более
усложнённых и чётких условных рефлексах. Она соответственно отличается
наибольшей подвижностью и гибкостью. Такое развитие высшей нервной деятельности
антропоидных обезьян связано с их строением и обусловлено характером борьбы за
существование.
Обладая четырьмя руками, которых нет у других животных,
обезьяны могут легко выполнять такие действия, на какие неспособны четвероногие
звери, например, пользоваться палками, камнями. В силу этого они вступают в
более сложные связи с окружающей средой, могут совершать гораздо более сложные
действия. В соответствии с усложнённым характером деятельности обезьян
усложняются и рефлекторные процессы в их мозгу. Отдельные ассоциации, отдельные
ощущения и впечатления сливаются у антропоидов в более сложные цепи ассоциаций,
чем у других животных.
Благодаря своей повышенной наблюдательности антропоидные
обезьяны в состоянии подмечать различные более тонкие явления и качества
действительности. И. П. Павлов определял эти черты поведения обезьян как
зачаточное «мышление в действии», в основе которого находятся цепи ассоциаций.
Но с окончанием действия оканчивается и «мыслительный» процесс, ибо он у
обезьян ограничен конкретной данной ситуацией, рамками данного действия. В
отличие от человека обезьяна не в состоянии оторваться от данной конкретной
ситуации, она не может сама проявить далеко идущую инициативу, сделать хотя бы
простейшее изобретение, требующее обобщения.
Мышление в своём возникновении неразрывно связано со
следующей, второй ступенью в развитии высшей нервной деятельности, свойственной
только человеку и принципиально, качественно отличной от высшей нервной
деятельности не только низших животных, но и наиболее высокоорганизованных
обезьян.
Возникновение второй сигнальной системы явилось поэтому
поворотным моментом, переходом от одного качества к другому, более высокому.
Такой переход, разумеется, был подготовлен длительным развитием первой
сигнальной системы у наиболее высокоорганизованных животных. Чтобы перейти от
высшей нервной деятельности животных к человеческому мышлению, необходима была
выросшая в процессе трудовой деятельности, на основе практического опыта сотен
поколений, способность реагировать не только на прямое раздражение, но и на
звуковой раздражитель особого рода — слово. Нужно, чтобы вызывающее реакцию
ощущение замещалось словом,— это и есть вторая сигнальная система. Организм
теперь реагирует уже не только на сигналы непосредственных внешних раздражении,
но и на сочетания звуков, которые вначале сами были реакцией на такие
раздражители. Сочетания звуков — слова становятся «сигналами сигналов». В них
выражаются общие черты и качества, представленные во всём многообразии
конкретных явлений и ощущений, и поэтому значение речи для становления
человеческого мышления огромно. В. И. Ленин писал по этому поводу: «Всякое
слово (речь) уже обобщает. Чувства показывают реальность; мысль и слово —
общее»(В. И. Ленин, Философские тетради, Госполитиздат, 1947, стр 256.).
В словах, в языке выражается уже отвлечённое мышление, в языке
же оно и формируется, не может без него существовать. Само собой разумеется,
что вторая сигнальная система у человека вовсе не отменяет и не исключает
первую сигнальную систему. Напротив, богатство и сложность деятельности
человеческого мозга определяется именно тем, что человек обладает и первой и
второй сигнальными системами, тесно связанными друг с другом. При этом следует
подчеркнуть, что, будучи более совершенной формой высшей нервной деятельности,
вторая сигнальная система существенно изменила у человека и работу его первой
сигнальной системы Благодаря слову человек воспринимает и ощущает мир иначе,
чем животное,— он познаёт его в процессе своего общественного опыта. Процесс
познания действительности находится у человека на качественно иной ступени, чем
у всех других живых существ.
Отражая
действительность в логических формах мышления, т. е. восходя от ощущений,
впечатлений и конкретно-чувственных представлений — образов к абстрактным общим
понятиям, человек выделяет существенное в предметах и явлениях. Он полнее и
глубже раскрывает их действительную сущность, познаёт объективные законы
реального мира. Зарождение отвлечённого мышления — долгий и сложный процесс. Он
стал возможным благодаря трудовой деятельности, благодаря общественной жизни.
Человек познаёт действительность в ходе её практического освоения, ежечасно,
ежеминутно проверяя практикой свои представления. Сохраняя правильное и
отбрасывая неправильное, он идёт от незнания к знанию.
Древнейшие люди, конечно, находились ещё чрезвычайно далеко
от скольконибудь глубокого познания действительности, от власти над природой.
Вооружённые лишь палками и грубыми каменными орудиями, только отчасти
выделившиеся из животного царства, они стояли в самом начале великого пути
человеческого прогресса.
