Штурман, участник экспедиции Г. Л. Брусилова на шхуне «Св. Анна».

 Долгое время информация о жизни Альбанова до экспедиции была крайне скудна и неоднозначна. Однако сейчас, благодаря многолетним исследованиям известного уфимского писателя М. А. Чванова, уфимского краеведа-исследователя В. З. Кузьминой, а также В. А. Троицкого, удалось установить: родился Альбанов не в 1881, а в 1882 году и не в Воронеже, а в Уфе в семье военного ветеринарного врача, служившего в расквартированном там казачьем полку Оренбургского войска. Некоторое короткое время семья жила в Воронеже, затем в Оренбурге, где мальчик учился в подготовительном классе гимназии. Из-за того, что отец часто отсутствовал по делам военной службы, попечение над ребенком взял его дядя, по ходатайству которого Альбанов в 1891 году был принят в подготовительный класс уфимской гимназии. Окончив в гимназии два класса (в первом оставался на второй год) и половину третьего, что приравнивалось к законченной учебе в народных училищах, на основании прошения дяди, ссылавшегося на семейные обстоятельства, в 1895 году он был отчислен. Далее известно, что в 17 лет, т.е. в 1899 году Альбанов поступил в Петербургские мореходные классы. После окончания их в 1904 году плавал на разных судах в Балтийском море, а в 1905 году переехал в Красноярск и поступил помощником капитана на пароход «Обь», входивший в состав Северной морской экспедиции министерства путей сообщения, которая занималась перевозкой из Европы на Енисей железнодорожных рельс для кругобайкальской железной дороги. Альбанов прослужил на «Оби» летние навигации 1905–1906 гг., получив прекрасную морскую и лоцмейстерскую практику, а также знание особенностей плавания по Енисею, что не раз пригодится ему впоследствии.

 В ноябре 1906 года после расформирования Северной морской экспедиции Альбанов переехал на Каспий и весь 1907 год плавал штурманом на пароходах «Слава» и «Союз», совершавших товаро-пассажирские рейсы из Баку в Астрахань и Красноводск. Здесь он наплавал последние месяцы ценза, необходимого для получения диплома штурмана дальнего плавания, который и получил в феврале 1908 года. Поступить сразу на океанское судно ему не удалось, и в сезон 1908 года он довольствовался должностью старшего штурмана на быстроходной паровой яхте «Астарта», совершавшей срочные коммерческие рейсы между Петербургом и портами прибалтийских стран.

 В 1909–1911 гг. Альбанов служил на пароходе «Кильдин», совершавшем рейсы между Архангельском и портами Англии, а также на пароходе «Великая княгиня Ксения».

 В 1912 году Альбанов познакомился с Брусиловым (см.) и охотно принял его предложение об участии в экспедиции на «Св. Анне» в качестве штурмана.

 Судно экспедиции вышло из Петербурга 28 июля (10 августа) 1912 года, а 28 августа (10 сентября) после непродолжительной стоянки покинуло Александровск-на-Мурмане. Пройдя 4 (17) сентября через Югорский Шар в Карское море, «Св. Анна» в начале октября была затерта льдами у западного берега Ямала и простояла на месте в течение двух недель. 15 (28) октября, когда судно находилось в районе 71º47′ с.ш., льды оторвало и понесло на север, и с тех пор «Св. Анну» никто и никогда не видел. О дальнейшем ходе экспедиции известно только от Альбанова, одного из двух оставшихся в живых ее участников.

 Дрейф проходил практически точно в северном направлении. В феврале 1913 года затертое льдами судно миновало траверз крайней северной точки Новой Земли мыса Желания, а в конце года уже пересекло 82º с.ш., оказавшись в Полярном бассейне к северо-востоку от арх. ЗФИ, откуда направление дрейфа резко сменилось на западное. Во время первой зимовки часть экипажа, включая и Альбанова, переболела казавшейся тогда странной тяжелой болезнью. Сейчас можно с уверенностью предполагать, что это был трихинеллез, которым люди заразились от питания плохо проваренным медвежьим мясом. Предпринимавшиеся летом попытки высвободиться из ледового плена оказались безуспешными. Экспедиция осталась на вторую зимовку, перенесенную участниками значительно хуже первой. Несмотря на удачную летнюю охоту, начали возникать проблемы с питанием, но главное – зимовка сказалась на моральном состоянии людей. Между Брусиловым и Альбановым возник серьезный конфликт, переросший во взаимную вражду. В результате Альбанов попросил командира отстранить его от выполнения обязанностей штурмана. Это произошло в январе 1914 года, а вскоре он обратился к Брусилову за разрешением построить каяк, чтобы весной уйти с судна. Как следует из записей Брусилова, он разрешил ему, «понимая его тяжелое положение на судне». Узнав об этом, 13 человек команды решили пойти с Альбановым. Их уход был благоприятным фактором для остающейся части команды, так как позволял растянуть запасы продовольствия на более длительный срок. Подготовка к походу оказалась сложнейшей процедурой, потребовавшей от участников массы терпения, умения и изобретательности. Из подсобных, часто мало пригодных средств, без специального инструмента, на морозе были построены 7 каяков и 7 нарт, сшита или исправлена одежда, отобрана и упакована провизия, топливо, инструмент, оружие, боеприпасы и множество другого необходимого снаряжения. Набралось порядка 65 пудов грузов, в т.ч. 600 кг продовольствия, подавляющую часть которого составляли ржаные сухари. Лучшего набора на «Св. Анне» к этому моменту уже просто не было. Несмотря на все усилия, снаряжение было крайне несовершенным и далеким от образцов, выработанных опытом полярных путешествий. Положение усугублялось еще тем, что на судне отсутствовали карты ЗФИ, куда должна была направиться уходящая группа. Альбанов вынужден был пользоваться увеличенной схемой и выписками из книги Нансена.

 Группа Альбанова стартовала 10 (23) апреля 1914 года из точки с координатами 82º 58.5′ с.ш. и 60º 5′ в.д. Ближайшая земля, мыс Флигели о. Рудольфа, находилась в 65 милях к юго-западу от них. Скудный набор продовольствия был рассчитан на 2 месяца. С Альбановым Брусилов отправил материалы экспедиции и, как считалось, письма остающихся на «Св. Анне» участников.

 Первые три дня движения практически не было. Из-за пурги и сильного южного ветра моряки были вынуждены сидеть в палатке. Двинулись в путь лишь 13 (26) апреля, причем определения показали, что их снесло на север: 83º 17′ с.ш. и 60º в.д.

 Поход к ЗФИ оказался невероятно трудным и для выдержавших все испытания участников был подвигом, как справедливо оценивают его те, кто ознакомился с дневником Альбанова. Ослабевшие после двух зимовок люди были не в состоянии за один прием тащить весь груз по нагромождениям торосов. Его приходилось перемещать по частям, что резко уменьшало скорость движения, которая не превышала 3–4 км в сутки. Начался отсев участников. Уже через 10 дней трое матросов не выдержали тягот пути и были отпущены Альбановым на судно. Никто не знает и никогда не узнает, удалось ли им это сделать.

 Освободившиеся две нарты и два каяка были разобраны на топливо. Оставшиеся 11 человек, кроме Альбанова, П. Максимов, И. Луняев, О. Нильсен, А. Конрад, П. Смиренников, Я. Регальд, П. Баев, А. Архиереев, Е. Шпаковский и В. Губанов, надрываясь, продолжали движение через торосы по начавшему размокать снегу. 3 (16) мая группа понесла первую потерю: ушел на разведку льда и не вернулся матрос Баев. Тяжелейший моральный удар постиг путников после проведенных Альбановым астрономических определений. Оказалось, что льды быстро дрейфуют на запад, унося их все дальше от желанного мыса Флигели. Группу проносило мимо земли, и это подорвало у многих веру в успех. Только железная, несгибаемая воля Альбанова заставляла людей подниматься и идти дальше. Наконец 5 (18) июня на горизонте показались вершины ледников какой-то земли. Путь к ней преграждали нагромождения торосов, перемежаемых разводьями и каналами. Еще 20 дней понадобилось для того, чтобы преодолеть их и зацепиться за самый западный выступ острова. К моменту высадки на землю оставалось 2 килограмма сухарей, 200 граммов сушеного мяса и килограмм соли. К счастью, в районе места высадки был огромный птичий базар. Путешественники буквально объедались птичьим мясом и яйцами. После необходимого отдыха надо было двигаться дальше, как планировал Альбанов к мысу Флора на о. Нортбрук, где он рассчитывал найти жилье и продовольствие. Однако проблема состояла в том, что по имеющейся у него карте Альбанов не мог определить место их нахождения. И вот тут удача наконец-то повернулась к ним лицом. Шпаковский и Конрад во время охоты обнаружили каменный гурий, разобрав который нашли записку на английском языке. Оказалось, что она оставлена в 1897 году замечательным Ф. Джексоном, спасителем Нансена, который теперь фактически спасал и их. Из записки следовало, что путники находятся на мысе Мэри Хармсуорт, самой западной оконечности о. Земля Александры, далеко выступающей в море. Все сомнения развеялись. Как записал Альбанов, «теперь мы находимся на известном тракте». Через три дня двинулись на восток вдоль южной оконечности острова и далее через пролив к о. Земля Георга. Пять человек, в том числе и Альбанов, двигались на двух каяках, другие пятеро шли пешком по краю ледника и припая. Как ни странно, но именно после достижения земли, сам факт которого должен был взбодрить людей, последовали их потери. Буквально силой приходилось Альбанову принуждать своих спутников к движению. «Не хочется им идти, хочется пожить и отдохнуть где-нибудь на первой попавшейся скале, а то и так на льду. Напрасно я доказываю им всю необдуманность этого плана, говоря, что сейчас море свободно ото льда, но мы не знаем, что будет далее». В наземной группе обессилел и не смог дальше двигаться матрос Архиереев. Товарищи бросили его, боясь отстать от морской группы. На следующий день Альбанов заставил их вернуться, но Архиереев оказался уже мертвым. Тело его оставили на леднике – «не все ли равно, где лежать покойнику?». Их осталось 9 человек. Альбанов произвел перестановку, взяв на каяки наиболее слабых людей из наземной группы. Он делал все, чтобы как можно быстрее достичь мыса Флоры, «имения Джексона». «Пусть не найдем мы там построек, которые могли развалиться, но мы найдем развалины эти, восстановим их насколько возможно, пополним наши запасы провизии, благо у нас еще осталось много патронов, и перезимуем там в лучших, чем где-либо, условиях. За зиму мы исправим нарты и каяки, сделаем новые каяки….., и тогда можно будет подумать или о Шпицбергене, или о Новой Земле». Вот он простой и грандиозный план Альбанова. Для этого неукротимого человека нет невыполнимых задач, а ведь ему было труднее, чем даже Нансену и Иогансену. Там были два здоровых, подготовленных ко всему, сильных духом человека, под началом же Альбанова находилась группа, состоящая, в основном, из измученных, павших духом людей, потерявших веру в успех и стремление к жизни. Они не только не могли помочь, они были тяжелейшей обузой.

 В ночь с 3 (16) на 4 (17) июля партия Альбанова, состоящая из 5 человек, на каяках добралась до южного окончания Земли Георга – мыса Гранта. Наземной группы, в состав которой входили Максимов, Смиренников, Губанов и Регальд, не было. Тщетно прождали их двое суток и направились дальше на восток к о. Белл, с которого уже был виден о. Нортбрук с желанным мысом Флора. К моменту прибытия на о. Белл окончательно обессилел матрос Нильсен. Он не мог стоять, перестал говорить и принимать пищу. Проснувшись утром, товарищи увидели его уже окоченевшим. Похоронили в неглубокой могиле, наложив сверху холм из камней и промерзшей земли.

  В 1953 году картографами ГУСМП в честь Нильсена была названа  бухта на западе о. Белл, а в честь Губанова мыс на севере о. Мейбел.

 8 (21) июля 4 человека группы Альбанова на двух каяках в тихую погоду начали последний переход к мысу Флора. Когда они достигли примерно середины пролива, поднялся сильный ветер, переросший в шторм. В тумане, среди льдов каяки потеряли друг друга. Альбанов и его напарник матрос Конрад ухитрились со всем своим имуществом высадиться на небольшой айсберг, где и заночевали. «Пробуждение наше было ужасно», - пишет Альбанов. Айсберг раскололся, и путешественники оказались в ледяной воде. Чудом им удалось выбраться из спального мешка и встать, в одних носках, на выступающую подводную часть айсберга. «Кругом плавали малицы, сапоги, шапки, одеяло, рукавицы и прочие предметы, которые мы поспешно ловили и швыряли на льдину». Спасло их то, что каяк, целый и невредимый, тоже упал в воду. Побросав в него все, что было можно, разломав нарты и взяв несколько обломков с собой, сели в каяк и начали ожесточенно грести. Через 6 часов яростной гребли они вторично высадились на о. Белл. Обогревшись у костра и подкрепившись горячим супом из нырков, немного отдохнув, путники снова сели в каяк и наконец-то, после неимоверно трудного трехмесячного похода, добрались до мыса Флора. Увиденное там превзошло все их самые лучшие ожидания. Они нашли и достаточно пригодное жилье, и просто огромные запасы разнообразного продовольствия, оставшегося от экспедиций, побывавших здесь ранее. Ободренные этим путешественники, несмотря на неважное, особенно у Альбанова, физическое состояние, начали активную подготовку к зимовке. Конрад совершил плавание на каяке к мысу Гранта, надеясь обнаружить второй каяк с Луняевым и Шпаковским и наземную группу. Никого найти не удалось, эти люди бесследно исчезли. Во втором каяке, кроме всего прочего, пропали и записки Альбанова за период дрейфа на «Св. Анне». 

 К счастью, еще раз зимовать не пришлось. Через 11 дней 20 июля (2 августа) к мысу Флора подошло судно экспедиции Г. Я. Седова. «Св. Фока», возвращавшееся с о. Гукера домой. На судне к этому моменту кончились запасы угля, и полярники намеревались разобрать на топливо большой дом экспедиции Джексона, который Альбанов и Конрад готовили для своей зимовки, и амбар с провизией. От седовцев Альбанов узнал, что на о. Белл есть хорошо сохранившийся дом экспедиции Б. Ли-Смита (см.) с небольшим складом провизии и исправным ботом, до которого они не дошли каких-то 200–300 шагов. Эти 200–300 шагов фактически решили судьбу их товарищей, находившихся на втором каяке.

 26 июля (8 августа) «Св. Фока» направился домой и через 22 дня плавания подошел к становищу Рында на Мурманском берегу. Еще через 2 дня на пассажирском пароходе Альбанов и Конрад прибыли в Архангельск.

 Так закончилась полярная одиссея штурмана Альбанова, которую современники по праву назвали подвигом. Значение совершенного им чрезвычайно велико. Он показал, на что способен человек в экстремальных условиях. Альбанов не только спас себя и своего товарища, он принес информацию о двухлетнем дрейфе «Св. Анны», по сути продлив на два года жизнь участников экспедиции. Информация о дрейфе судна и поход Альбанова к ЗФИ окончательно сняли вопрос о несуществующих землях Петермана и Короля Оскара. Данные вахтенного журнала «Св. Анны» позволили впоследствии предсказать существование к востоку от ЗФИ суши или большого мелководья, важное научное значение имели доставленные им материалы двухлетних метеорологических наблюдений во время дрейфа.

 Последующая жизнь Альбанова в смутное время мировой и гражданской войн была весьма беспокойной. Человек, столько испытавший на севере и мечтавший там о теплых краях, вернувшись, снова связывает себя с севером. После короткого периода работы на берегу в должности ревизора он служил старшим помощником на ледорезе «Канада» («Ф. Литке»), а с 1918 года плавал на пароходе «Север» в составе Обь-Енисейского гидрографического отряда, участвовал в описи района бухты Диксон. Нет полной ясности в вопросе о времени смерти Альбанова. Считалось, что жизнь его завершилась в конце 1919 года где-то под Ачинском не то от тифа, не то от взрыва поезда с боеприпасами. Последние исследования М. А. Чванова принесли информацию о том, что как будто Альбанов навещал в Красноярске свою мать незадолго до ее смерти, т. е. в 1932 или 1933 году.

 При жизни в 1917 году Альбанов успел опубликовать свои записки под названием «На юг, к Земле Франца-Иосифа».

 Много загадок и неясностей связано и с экспедицией Брусилова. Помимо главной из них – участи «Св. Анны» и членов ее команды, много версий и предположений существует о причинах разрыва между Брусиловым и Альбановым, роли в этом Ерминии Жданко. Обо всем этом известно лишь от Альбанова, Конрад всегда уходил от разговоров об экспедиции. Внести ясность могло бы разрешение другой загадки: куда делась почта, переданная Брусиловым Альбанову, и которую Альбанов поклялся сберечь. В дневнике Альбанова есть частые упоминания о ней, ясно, что она была сохранена до вступления на ЗФИ, нигде не сказано, что она утеряна. Если бы Альбанов по какой-либо причине не хотел ее доставить, он мог бы сказать, что она погибла на одном из переходов. Но этого в его записках нет, и почты нет. Никто из родственников участников экспедиции никакой корреспонденции не получил. В. З. Кузьмина считает, что письма, которые несколько дней напряженно писали все остающиеся участники, остались у Брусилова. Цитирую ее: «Письмам простых людей не место в пакете на имя высокого начальника». Но, во-первых, как известно, семьи Брусиловых и Жданко имели в своем составе весьма высокопоставленных представителей, а во-вторых, где же все-таки письма ? Не писали же их для того, чтобы оставить. Достаточно реальное объяснение дается М. А. Чвановым: «В силу сложившихся тяжелых отношений с Альбановым Брусилов вряд ли доверил ему личные письма, тем более, что в них, возможно, были нелестные характеристики Альбанова. Скорее всего, что он тайком от Альбанова доверил их П. Максимову или Я. Регальду». Правда, странно, что Альбанов, досконально, в деталях знавший весь груз, который им приходилось тащить, ни разу не обратил внимание на это, скорее всего, весьма объемистое место.

 Существует еще один источник информации об экспедиции Брусилова. Это дневник Конрада, переданный его женой в 1940 году в музей Арктики и Антарктики и хранящийся там до сих пор. Это  потрепанная тетрадка в черном коленкоровом переплете объемом 76 страниц. Пытливый исследователь при внимательном прочтении мог бы извлечь из дневника крупицы информации, хотя бы в какой-то степени, проливающие свет на загадки экспедиции. Но....  Эта тетрадка не оригинал дневника. Это копия, сделанная позднее и наверняка отредактированная. Мы знаем, что Конрад отказывался от разговоров об экспедиции, он явно что-то скрывал, о чем-то не хотел говорить. Можно не сомневаться, что это "что-то" из дневника было убрано при перезаписи.

 Островок в районе о. Диксон. Назван диксонскими гидрографами (по предложению В. А. Троицкого) в 1962 году.

 Мыс на востоке о. Гукера арх. ЗФИ. Назван советскими картографами.

 Ледник на о. Октябрьской Революции арх. Северная Земля. Назван в 1953 году.